читать дальше«Есть такое забавное природное явление. Синоптики лаконично предпочитают называть его «осадки» или чуть более информативно – «дождь со снегом». Мне нравится слово «снегодождь». Чаще всего такое случается ранней весной или поздней осенью, когда часть падающей с неба воды уже смерзлась в кристаллы льда, а часть еще не успела. Лужи покрываются мутными шапками мокрого до предела снега или же холодной до самозамерзания воды. Это кому как нравится считать. Вот и сейчас по стеклам сбегают то ли капли, то ли слипшиеся снежинки», - мысли текут неторопливо, словно прокладывая дорогу в мутно-сером тумане безразличия, окутавшем сознание.
Полупустая воскресная электричка, полязгивая на стыках рельсов, уныло тащится в сторону Москвы. У окна сидит молодая женщина, задумчиво глядящая на пробегающие мимо столбы. В вагоне прохладно, пар от дыхания оседает на стекле матовой пленкой. Она бездумно водит по ней пальцем. Хаотические штрихи покрывают поверхность, постепенно складываясь в буквы.
«Осторожно, двери закрываются. Следующая станция…», - заученно произносит записанный когда-то на пленку голос. Странный голос, не похожий на обычное маразматически-оптимистичное щебетание дикторов. Кажется, что человек очень устал.
«Интересно, а кем он был, этот безымянный железнодорожник, которого мы слушаем уже много лет? Жив ли он до сих пор? Была ли у него семья? Гордился ли он тем, что каждый день его будут слышать сотни людей? И почему он говорит так обреченно? - внезапно озадачивается странная пассажирка. – Только вряд ли я когда-нибудь узнаю это».
Шуршание автоматических дверей, поезд трогается с места и внезапным рывком снова останавливается. От толчка палец скользит по стеклу, смазывая контур последней буквы.
«Твою мать, отпусти стоп-кран, придурок! Я все равно двери не открою, – раздается по внутренней связи раздраженная брань машиниста. И язвительное окончание тирады. – Из вредности».
В вагоне раздаются смешки и шутливые комментарии относительно незадачливого «хулигана» и упрямого машиниста. Девушка равнодушно закрывает глаза. Она не торопится, ей все равно, сколько они простоят на этом Богом забытом полустанке в пределах Москвы. Спешить некуда, ее не ждут ни там, откуда она едет, ни там, куда она едет. Да и ехать-то незачем, просто сидеть на месте тоже не хочется.
Но вот поезд снова трогается, и струйки воды начинают отклоняться от вертикали, повинуясь законам физики. Еще один выдох на окно. Еще одна буква. Пальцы мерзнут от соприкосновения с холодной и мокрой поверхностью стекла. Она сжимает их в кулак, пытаясь согреть. Пустой взгляд наружу. Там идет снегодождь, и дальние дома и гаражи скрыты за серой пеленой.
«Наверное, это депрессия, - равнодушно размышляет она, созерцая написанное. – А с ней надо бороться… иначе совсем затянет».
Электричка сбавляет ход, приближаясь к очередной станции.
«Платформа…», - снова объявляет диктор. Но теперь в его голосе звучат новые, почти ободряющие нотки. Словно решившись на что-то, пассажирка резко встает со своего места и, одним движением перечеркнув надпись на стекле и быстро сделав еще несколько штрихов, направляется к дверям.
Выходит на улицу и со странной мечтательной улыбкой запрокидывает голову к хмурому небу, подставляя лицо холодным каплям, не обращая внимания на толкающуюся очередь желающих поскорее скрыться от непогоды в вагоне. В воздухе пахнет сыростью и разогретой смазкой колесных осей поездов.
«Осадки. Нет. Снегодождь. Так лучше. Ведь если к снегу добавляется дождь, значит зима кончается и скоро придет весна», - с этой мыслью девушка разворачивается и идет прочь с платформы.
«Осторожно, двери закрываются. Следующая станция…» - чуть слышно доносится из электрички. Поезд уезжает, унося на окне слова.
Зачеркнутое.
«Пустота»
Написанные рядом широким размашистым почерком.
«Я вернулась…»
Полупустая воскресная электричка, полязгивая на стыках рельсов, уныло тащится в сторону Москвы. У окна сидит молодая женщина, задумчиво глядящая на пробегающие мимо столбы. В вагоне прохладно, пар от дыхания оседает на стекле матовой пленкой. Она бездумно водит по ней пальцем. Хаотические штрихи покрывают поверхность, постепенно складываясь в буквы.
«Осторожно, двери закрываются. Следующая станция…», - заученно произносит записанный когда-то на пленку голос. Странный голос, не похожий на обычное маразматически-оптимистичное щебетание дикторов. Кажется, что человек очень устал.
«Интересно, а кем он был, этот безымянный железнодорожник, которого мы слушаем уже много лет? Жив ли он до сих пор? Была ли у него семья? Гордился ли он тем, что каждый день его будут слышать сотни людей? И почему он говорит так обреченно? - внезапно озадачивается странная пассажирка. – Только вряд ли я когда-нибудь узнаю это».
Шуршание автоматических дверей, поезд трогается с места и внезапным рывком снова останавливается. От толчка палец скользит по стеклу, смазывая контур последней буквы.
«Твою мать, отпусти стоп-кран, придурок! Я все равно двери не открою, – раздается по внутренней связи раздраженная брань машиниста. И язвительное окончание тирады. – Из вредности».
В вагоне раздаются смешки и шутливые комментарии относительно незадачливого «хулигана» и упрямого машиниста. Девушка равнодушно закрывает глаза. Она не торопится, ей все равно, сколько они простоят на этом Богом забытом полустанке в пределах Москвы. Спешить некуда, ее не ждут ни там, откуда она едет, ни там, куда она едет. Да и ехать-то незачем, просто сидеть на месте тоже не хочется.
Но вот поезд снова трогается, и струйки воды начинают отклоняться от вертикали, повинуясь законам физики. Еще один выдох на окно. Еще одна буква. Пальцы мерзнут от соприкосновения с холодной и мокрой поверхностью стекла. Она сжимает их в кулак, пытаясь согреть. Пустой взгляд наружу. Там идет снегодождь, и дальние дома и гаражи скрыты за серой пеленой.
«Наверное, это депрессия, - равнодушно размышляет она, созерцая написанное. – А с ней надо бороться… иначе совсем затянет».
Электричка сбавляет ход, приближаясь к очередной станции.
«Платформа…», - снова объявляет диктор. Но теперь в его голосе звучат новые, почти ободряющие нотки. Словно решившись на что-то, пассажирка резко встает со своего места и, одним движением перечеркнув надпись на стекле и быстро сделав еще несколько штрихов, направляется к дверям.
Выходит на улицу и со странной мечтательной улыбкой запрокидывает голову к хмурому небу, подставляя лицо холодным каплям, не обращая внимания на толкающуюся очередь желающих поскорее скрыться от непогоды в вагоне. В воздухе пахнет сыростью и разогретой смазкой колесных осей поездов.
«Осадки. Нет. Снегодождь. Так лучше. Ведь если к снегу добавляется дождь, значит зима кончается и скоро придет весна», - с этой мыслью девушка разворачивается и идет прочь с платформы.
«Осторожно, двери закрываются. Следующая станция…» - чуть слышно доносится из электрички. Поезд уезжает, унося на окне слова.
Зачеркнутое.
«Пустота»
Написанные рядом широким размашистым почерком.
«Я вернулась…»