«Подсудимая – Англия! Приговор – смертная казнь! – голос из громкоговорителей рвал ночной воздух, взрывая его трассирующими пулями слов, вспарывая дым и гарь тупыми ударами ржавых пик, давно истлевших в руках прежних крестоносцев. – С древних времен мы – вершители божественного правосудия на Земле! Танцуйте, как бабочки, и, как пчелы, умрите! Умрите, как яркий цветок, плода не приносящий! – и уже гораздо тише, почти на пределе слышимости. – Мне жаль вас, но нет вам прощения…»
Архиепископ Святой Католической Церкви Энрико Максвелл устало прислонился лбом к холодной поверхности бронированного стекла и прикрыл глаза. Казалось, пламенная речь забрала все силы. Смотреть на проплывающий внизу город было просто нестерпимо.
«Преподобный Генри, Мы были вынуждены отозвать вас из Лондона в связи с тем, что на Наше имя поступило письмо от Ее Величества Королевы Английской. В нем она выражала опасения, что ваше рвение в вопросах веры может привести к обострению отношений между нашей Святой Церковью и Великобританией. Но, внимательно рассмотрев все стороны этого прискорбного инцидента, Мы решили, что ваша непреклонность и ваше усердие не должны пропасть втуне, а посему Мы отдаем под ваше начало одно из подразделений Священной Инквизиции, дабы и впредь служили вы Господу, искореняя ереси, - негромкий старческий голос звучал для молодого епископа оглушительнее, чем набат, возвещающий о наступлении Дня Гнева.
- Принимаю возложенную на меня миссию с почтением и обязуюсь служить Господу, покуда достанет сил моих, Ваше Святейшество, - он поклонился, отводя взгляд, чтобы сверкнувшая в глазах ярость не выдала чувств.
- Служите Господу верно и да вознаграждены будете, отец… Энрико».
Лондон…
Город несбывшихся надежд и мечтаний. Город, куда почти шесть лет назад прибыл только что возведенный в сан епископа молодой и честолюбивый Генри Максвелл, незаконнорожденный сын британского дипломата и итальянки из пресс-службы посольства.
Лондон…
Город, где впервые он узнал, что такое власть. Где она впервые стала его любовницей. Единственной силой, которую он признавал.
Лондон…
Город еретиков, изгнавших его «за излишнее рвение в вопросах веры». Они отобрали у него ту власть, что у него была. Оставили его епископом без епархии, объектом тихих закулисных насмешек в Ватиканской канцелярии.
Лондон…
Город, что сейчас задыхался в дыму и метался в огне, взывая к Богу о милосердии. Где железная поступь новых крестоносцев, идущих в бой по его слову, втаптывала в кровавую грязь их веру и их молитвы.
Лондон…
Максвелл открыл глаза. Воспоминания кромсали душу больнее штыков отца Андерсона. «Остановите!» - скомандовал он пилоту вертолета. Под стеклянным полом маячили кресты Вестминстерского кафедрального собора. Его собора. Места, где когда-то он служил мессы, проповедуя Истинное Слово Божье. Несмотря на бушующие вокруг пожары, собор пока стоял непоколебимо, словно дожидаясь своего епископа. Стоило только вертолету замереть над шпилями, как в купол попала граната и гулко взорвалась внутри. Языки пламени взметнулись к черным небесам, что сегодня щедро сеяли смерть.
«Ты отвергла меня, - с мстительной горечью подумал архиепископ, – так не доставайся ж никому. Гори, Британия!»
Ненависть и обида толкнулись изнутри ядовитой волной: «Они посмели изгнать меня! Заменили жалким конформистом, угодливо глядящим в рот еретическим ублюдкам. Приговор – смертная казнь!»
Лондон…
Горящий город, который посмел нанести ему оскорбление. Который обрек его навеки скрываться в тени, вместо того, чтобы сиять на небосклоне Ватикана.
«Гори, Британия!»
Но огонь, пожирающий стены его собора, обжигал нежданной болью даже сквозь сомкнутые веки и броню уязвленного самолюбия.
Власть льнула к нему, пытаясь согреть своим холодным дыханием. Она шептала о мощи полков, повинующихся его приказам, о грядущем величии, о сотнях тысяч, ведомых им в новые крестовые походы. О да, она могла быть очень щедрой, но ни за какие сокровища мира Власть не изменила бы своей сущности. Она была куртизанкой. И у нее были голубые глаза. Сверкающие подобно бледным сапфирам, они являлись Максвеллу во снах. В тех снах, где он грезил о возвышении и почестях, где кардиналы в кроваво-красных мантиях возлагали на его голову белоснежную тиару. В кошмарах ее глаза пламенели багряными сполохами бездны, куда он должен был низринуться в уплату за то, что Власть так долго была его любовницей. Вечная шлюха, она никогда ничего не делала и не давала даром. И в этом огневеющем взгляде он видел плату за ее благосклонность. Она всегда была не более чем продажной куртизанкой, никогда не забывающей о цене своих услуг.
- Прощай, мой мальчик, мне было хорошо с тобой, - льдисто сверкнули голубые глаза. Она с презрением и насмешкой отвернулась от поверженного человека. – Теперь я поищу себе новую игрушку.
Платиновые пряди вымпелом плеснули в ночной темноте.
- Мой собор горит… я епископ без прихода… где та паства, что оплачет меня? - освященная сталь штыков жгла пронзенное тело.
- Спроси своих конкистадоров, - она даже не обернулась. – Я и так долго была с тобой. Мне надоело.
- Да будь ты проклята! Будьте вы все прокляты! Гори, Лондон! Гори, Британия! Гори, Интегра Хеллсинг! Сгорите вы все в адском пламени! – архиепископу казалось, что он кричит, что его слова гремят на весь город, но никто не услышал их, кроме нее.
Тихий смешок и беззвучные шаги. Чуть пританцовывающей походкой, незримая для прочих, его единственная любовница уходила от того, кто стал ей скучен.
Лондон…
Умирающий город, который забирал и его жизнь. Который не желал подыхать в одиночестве, утаскивая за собой в ад и своего епископа.
«Гори, Британия!»
- Я умру здесь? Здесь и так..? Совсем один..? Один с рождения и умру совсем один..? – едва слышный шепот, заглушаемый грохотом канонады и взрывов. Боль ушла, остался только холод. Холод стали, холод одиночества.
Лондон…
Сырой и промозглый город, забравший душу и убивший тело. Леденящее дыхание багровой бездны. Даже пламя горящего собора не может побороть его. Холодный город, ставший одним огромным погребальным костром.
«Гори, Британия… может тогда я смогу согреться».
«Глупый… какой же ты глупый…»
Лондон…
Город, превратившийся в гигантскую гекатомбу. Жажде власти, мечтам о ложном величии, амбициям…
И чего это стоит сейчас? Меньше, чем ничего. Презрительный взгляд ледяных голубых глаз обжигает холодом, с которым спорит жар горящего собора. Сон оборвался. Кошмары обернулись явью. Пришло время платить той, что отвернулась от него.
Протяжно застонав, рухнул последний крест с купола, на долю мгновения замерев в стылом ночном воздухе. Обвитый языками пламени на фоне черного неба, на котором не было видно ни одной звезды. Последняя надежда…
«Исповедуйте меня, святой отец, ибо я согрешил…»
-
-
10.07.2008 в 03:02Здорово) Пробирает. Атмосферно)
читать дальше
-
-
10.07.2008 в 12:22-
-
11.07.2008 в 23:26Итак.
Месть и власть. Ложные идолы, толкнувшие Максвелла на преступления "Глупый, какой же ты глупый".
И осознание даже самим предавшимся ложности этих идолов.
Идолы потребовали жертв. Он думал, что принес их, а в итоге в довесок идолы обманули его и взяли в жертву его самого. Особенно порадовали намёки на «женщину с голубыми глазами». Пускай заметил я сие спросонья только тогда, когда меня ткнули в это носом. ))